Расстреляй — ​поставь галочку

На Алтае в рамках военно-исторического фестиваля «Днепропетровский рубеж» зрителей, помимо прочего, порадовали столь неоднозначным изыском, как реконструкция расстрела предателя Родины. Бесстрастная видеосъемка фиксирует действо: «предателю» (судя по гражданской одежде, старосте или кому-то типа того) зачитывают приговор — ​он громко кается, клянется искупить вину, затем пытается воздействовать на совесть расстрельной команды, мол, своего же будете убивать, родную русскую кровь проливать. Но нет пощады — ​раздается залп, и тело валится на землю под одобрительный гогот публики.

Все-таки во многом мы страна крайностей, и это не фигура речи, а объективный бесспорный факт. Недавно, перебирая старые детские журналы, я наткнулся на номер «Мурзилки» за июнь 1990 года, апогей перестройки то бишь. В нем опубликовано интервью со шведом Ником Нилсоном, главой Международной ассоциации «За право детей играть». Скандинавский господин настойчиво убеждает, что все зло в мире — ​от детских военных игрушек, и их в СССР надо немедленно запретить. При этом он, конечно, говорит, что члены ассоциации и на Западе борются за то же самое, но там ведь царят чистоган и капитализм, с бездушного строя взятки гладки, а вот то, что в советской стране дети носятся с автоматиками — ​категорический непорядок. Покажите миру пример! Иллюстрация к материалу — ​сам Мурзилка, со скромной улыбкой победителя выметающий солдатиков, танки, самолет, сломанную сабельку. Поверили. Показали пример. Вымели вместе с армией, страной и сотнями тысяч жизней.

Теперь не то — ​теперь другая крайность. Не только военные игрушки, но и игры, причем уже для взрослых, в почете. Сейчас они, эти игры, настолько буйны нравом и не ограничены никакими внутренними и внешними барьерами, что в их сценарий включаются даже элементы, подобные алтайскому. Между тем, хотя война вообще очень далека от глянца и сусального образа, который один из героев Валентина Пикуля желчно назвал «сестры милосердия танцуют мазурку с раненными в мизинец героями-поручиками», расстрел пленных — ​самое неприглядное, что там есть. Это тяжело, муторно, нерадостно, особенно в случаях с предателями — ​все-таки и вправду своя кровь, хоть и ставшая хуже чужой. И в самых сильных фильмах о Великой Отечественной, таких как «Батальоны просят огня», сцены казни власовцев и иного рода перебежчиков показаны одним кадром на пару секунд, не восторга ради — ​мрачного, хмурого чувства справедливости для.

На эти две секунды справедливости мы, вживую той войны не видевшие, право имеем — ​когда они сыграны замечательными актерами по литературному материалу великих писателей («Батальоны…», напомню, сняты по одноименной повести Юрия Бондарева, и играют там Збруев, Ефремов, Караченцов, Скляр). А родственники, близкие, соседи тех, кто пострадал от реальных коллаборационистов, имели моральное право присутствовать на их публичных казнях, практиковавшихся в годы Великой Отечественной и вскоре после ее окончания. Думаю, подобное справедливо. Но вот промежуточный вариант между экранным наказанием виновников с тяжелым сердцем и собственноручной реконструкцией аналогичной процедуры под веселое улюлюканье — ​это отнюдь не та золотая середина, к которой нужно стремиться. Это край. Тупик.

Нет, я не возьмусь назвать подобные сценки прямым кощунством, типа навешивания георгиевских ленточек на все что движется и не движется — ​от бутылок водки до ассенизаторских машин. Скорее, это постмодернизм, бессмысленный, беспощадный и легкий в мыслях необычайно. И полбеды, если бы только по отношению к прошлому — ​по отношению к настоящему ведь тоже. Реальность заменяется спектаклем. Дела в стране не очень? Надо что-то сделать, чтобы они улучшились? Карнавально расстреляй предателя, поставь галочку. Уровень патриотизма и гражданской сознательности упал? Расстреляй, поставь. Надо потрафить сомнительным чувствам толпы и написать в отчете о фестивале, что оная толпа была в восторге? Расстреляй, поставь.

Удивительным образом брутальный милитаризм и как бы патриотизм такого рода отлично стыкуется с прекраснодушным пацифизмом, в среднесрочной, а то и в краткосрочной перспективе ведущим к упадку государственности. Пацифизм шепчет «выкинь пластмассовые танчики, автоматики и сабельки», про себя думая «а настоящие вскоре сами сгниют, вместе со страной». Милитаризм бравурно декларирует «главное — ​автоматики и игрушечные расстрелы из них, через то спасемся и прирастем национальной гордостью». Результат в двух случаях не сильно отличается. Когда очистительный, обжигающий и по-настоящему мотивирующий на новые подвиги патриотизм Мамаева кургана, Севастопольской 35-й батареи, мемориальных блокадных мест Северной столицы, лучших книг и кинолент о войне сменяется участием в инсценировке «расстрела предателя» — ​граница между памятью и реальностью размывается. Более того, память опошляется, а настоящее и вовсе отменяется.

Можно, наверное, пошутить и сказать, что Алтай — ​то ли территория повышенного даже по современным российским меркам постмодернизма, то ли конкретно сейчас там его обострение. Скажем, депутат местного Заксобрания от КПРФ Владимир Попов, чья зарплата за прошлый год составила 902 тысячи рублей, пригласил на юбилей жены мировую суперзвезду 80-х C. C. Catch. А до этого, в июне, парламентарий на свой собственный день рождения нанял ведущим Ивана Урганта. Сам Попов визит C. C. Catch прокомментировал в том духе, что она родственница и выступала совершенно бесплатно: «Двоюродная сестра. Никаких шуток».

И в самом деле — ​шутки тут лишние. Посмеяться и забыть — ​такое же сомнительное решение реальных глубоких проблем нашего государства и общества, как расстрел ряженых предателей из бутафорского оружия.